Твердыня грёз  - Елена Маврина

Взгляды запрыгали через стол горячим мячиком «перебивались и худшим». Все начали черпать каше-суп, с аппетитом поглядывая на горку булочек с ярко-малиновыми прослойками, как на приз в испытании. За чаепитием потекли разговоры.

– Где ты живешь? – спросила Исмин северянку, с подозрением отпивая из кружки густой ягодный напиток.

Всё, приготовленное Никс, теперь вызывало непреднамеренную настороженность.

– Здесь, в этом доме. – Никс посмотрела на каменную печь.

– Ничегошеньки. И Искорка? – осторожно поинтересовался Тами, у ног которого упрямо лежала рысь.

– Да. Её мать мучили змеяды – поили ядами. Стае удалось сбежать, но при родах самка погибла. Везнич сжалился над детёнышем и позволил мне оставить его. Малышка была изувечена ядами, истощена. Выкормить её – настоящее чудо. Алаты погибают в неволе.

– Смелые здесь живут люди, – не без удивления заметил Клюв.

Крадуши молчаливо разбирали с подноса булочки. Они уже насытились, но еда в их путешествии воспринималась редким утешением. Рты жевали про запас.

Тами отпил чаю, стряхнул крошки с жилетки и поинтересовался, отодвигаясь от мохнатых лап жуткого зверя:

– Везнич – твой дедушка?

– Нет. – Никс изящно опустила белоснежную кружку на блюдце. – В молодости он жил в граде. Мечтал быть вхожим в Совет мудрецов. Он искал эликсир от так называемой болезни крадуша.

– Болезни? – Исмин с предвзятостью сплела на груди руки.

– Спросите у кудесника. Он изучал.

Горан прятал взгляд, не желая тревожить крадушей историями о зверствах, сопутствовавших поиску лекарств от хвори Альфатум.

– В определенный момент, – продолжила повествовать Никс, – в ходе очередного безуспешного исследования, он осознал: магия потусторонней звезды необратима.

Злата в сердцах замотала головой:

– Мы люди. Такие же люди!

– Только внешне, – скорбно изрекла Никс. – Я мечтала о лекарстве!

Крадуши притихли, поглядывая на взбудораженную рассказчицу.

– Мои родители страдали слепотой. Работники писчих палат, зрение для нашей семьи – хлеб. Но каждый год черты мира угасали для них, словно в непрекращающейся метели, хотя внешне глаза сохраняли ясный вид. Лекари разводили руками, и в восемь лет я окончательно осознала, что вьюга из моих мыслей калечит здоровье дорогих мне людей. Везнич тогда странствовал по западной окраине Мориона – выискивал следы купцов-отшельников, создающих карты Царны. Я ушла с ним в надежде на выздоровление. Но… вот уже пять лет свыкаюсь с мыслью, что никогда не вернусь в отчий дом. Лица мамы, отца, сестёр мне суждено воскрешать в памяти.

– Но ведь есть твердыня! – заулыбался Тами. – Твердыня, Никс. Идём с нами. Она исполнит любое желание. Она поможет тебе.

Никс упёрлась локтями в стол:

– Глупости. Алефа – порождение Древа времени. Времени, которое уже не повернуть вспять. Вы не воскресите близких, не сотрёте ошибки. И не избавитесь от проклятия Альфатум. Её свет теперь – часть вас.

– Нет! – Злата вскочила. Кружка с недопитым чаем перекинулась, расплескав янтарную жидкость. – Прекрати обманывать! Ты ошибаешься!

Никс призвала жестом к спокойствию, но Злата едва не плакала от пекущего огорчения.

– Я понимаю, Злата, ты держишь туда путь в надежде избавиться от многоликих, но не представляешь…

– Они губят моих братьев!

– Злата, послушай.

– Нет!

– Ты губишь их, – суровым взглядом пригвоздила опечаленную гостью Никс. – В глубине души ты понимаешь, что вина их кошмаров, их безумия лежит на тебе. Кроется в самой природе тебя. Попутчиками крадушей витают кошмары и страх.

Злата, гулко отбивая шаги, удалилась прочь из кухни. Друзья последовали за ней, поглядывая на Никс с осуждением. Когда правда не облечена в слова, она мнится разрешимой выдумкой.

Горан остался сидеть в тихой комнате, напротив злоречивой девчонки с черничными волосами.

– Откуда ты знаешь о её надеждах?

Никс повела плечом:

– Я много, о чём знаю. Мне шепчет метель.

Взгляд Горана невольно прокрался за окно, где стаями торопливых мотыльков спускался на землю снег.

– Ты хочешь отговорить их от путешествия?

Никс посмотрела на него в упор.

– Напротив. Я желаю присоединиться к нему.

– Не веря в магию Алефы?

– Кудесник, магия цитадели грёз – понятие большее, нежели сказки о мечтах.

Горан поднялся. Ему требовался сон. И молчание. Комната превращалась в морозное ненастье.

– Но ведь у тебя есть мечта? – спросил, выискивая подвох в каждом уверенном слове северянки.

– Как и у всех, Горан. – Никс начала убирать посуду со стола. – Отдохни, кудесник, и ты увидишь, что я – ваш верный союзник в опасном пути. Народ гор видит в детях Альфатум защитников. Истинный враг обитает в Янтарном оплоте династии Велирадовичей.

К подножию Краеугольных гор свирепыми ведьмами спустились метели. Окраины Реморы обросли стенами льда, пути сообщения перекрыли ребристые наносы снега. За стёклами гудели, сталкиваясь, ветра. В крайней западной комнате Дома планет гости Везнича наблюдали, как гневливая зима метлой бурана неотвратимо закрывает потайные тропы к чернолесью.

– Деревьев совсем не видно. Словно равнина, взгляните, – Исмин отдернула в угол с широкого окна синий бархат штор. – Пятый день кружит.

Снежинки дрожали белыми точками, каждая – в неуёмном сражении за пространство. Исмин осмотрела небольшую бледно-жёлтую комнату, предназначенную для чаепитий. В стенах разноцветными деталями теснились корешки книг и резные статуэтки птиц мифического Заморья. Ребята сидели на двух парчовых диванчиках у пылающего камина. Круглый столик на когтистой треноге покрывала ажурная скатерть. Широкая люстра в форме крыльев светилась горчично-оранжевыми огневиками. Эфа выводила непонятные треугольники, пытаясь отвечать на вопросы Тами. Клюв намеревался починить компас Никс. Злата штопала платье, а Горан отрешённо просматривал блокнот Бахаря.

– Мы можем рискнуть пробраться в заросли многоликих, – предложил Клюв, отвёрткой подкручивая болтик крепления стрелки.

– Без звёздной ветви? – сомневалась Злата. – Мы погибнем в круговерти.

Крадуши невольно взглянули на клубящуюся пыль снега.

– Там жуткий холод, – поёжился Тами, хмуря лоб в попытках разобрать письмо Эфы. – Трепещите! Даже Зверушка спит у печи на кухне.

– Чтобы ты ночью не таскал выпечку.

Тами усмехнулся и заговорщиком посмотрел на Клюва: